― Ушёл. Видать, судьба такая. Вот тебя как зовут?
― Ипполит.
― Так вот, Ипполит. Был у меня один знакомый напёрсточник. Тоже Ипполит. Твой тёзка, Ипполит. Перечитался он книжек, и, естественно, впал в депрессию. И решил свести счёты с жизнью. Этот придурок поехал на рынок у ДК «Горбунова», и купил там гранату. Вместо того, чтобы поехать на нормальный рынок и купить там пистолет.
Потом он написал рассказ, как он хочет прекратить этот балаган и торжественно покончить с собой. Вечером он собрал братву в одном кабаке на Пресне. И прочитал им рассказ. Братве рассказ очень понравился. Стали все ждать, как же он дело до конца доведёт и застрелится.
А этот дурачок — хвать из кармана гранату — и чеку рванул.
Народ попрятался под стол. А граната оказалась учебной.
Ну что, спрашивается, можно приличного на Горбушке купить?
Короче, Ипполит в слёзы от позора, что не смог порядочно отдуплиться. А братва очухалась, из-под столов повылазила… и забила Ипполита насмерть за недобросовестное отношение к поставленной задаче. Так принял литератор свою судьбу совсем из другого угла.
Значит, была ему судьба умереть.
(с) Даун Хаус
Нет, всё не так страшно. Но сегодня в очередной раз пришёл к старому доброму выводу, что многие знания — суть многие печали, и горюшко — оно таки от лишнего ума. Хотя концепция «лишнего» ума в моей системе ценностей примерно аналогична лишней жизни или, как минимум, лишнему здоровью. Одним из главных смыслов жизни я считаю умножение знания и развитие мыслительного аппарата, а одним из страшнейших кошмаров — судьбу Чарли из рассказа «Цветы для Элджернона»
По мере того, как его пустой взгляд переходил с одного веселящегося зрителя на другого, на его лице постепенно отражались их улыбки, и наконец он неуверенно ухмыльнулся на шутку, которой скорее всего даже не понял.
При виде этой тупой невыразительной улыбки, широко открытых детских глаз, в которых неуверенность сочеталась с горячим желанием угодить, мое сердце пронзила острая боль. Они смеялись над ним, потому что он был умственно отсталым.
И я тоже над ним смеялся.
Внезапно во мне вспыхнула ярость. Я вскочил и крикнул:
– Заткнитесь! Оставьте его в покое! Не его вина, что он ничего не понимает! Он не в силах быть другим! Ради бога… ведь это все-таки человек!
В помещении наступила тишина. Я проклял себя за то, что сорвался и устроил сцену. Стараясь не глядеть на парнишку, я заплатил по счету в вышел из закусочной, не притронувшись к еде. Мне было стыдно за нас обоих.
Как странно, что людям с нормальными чувствами, которые никогда не заденут калеку, родившегося без рук, без ног или глаз, что этим людям ничего не стоит оскорбить человека с врожденной умственной недостаточностью. Меня приводила в бешенство мысль, что не так давно я, совсем как этот мальчик, по глупости изображал из себя клоуна. А я почти об этом забыл.
…
15 июня. Ко мне снова приходил доктор Штраусс. Я не пожелал открыть дверь и попросил его уйти. Я хочу, чтобы меня оставили в одиночестве. Я становлюсь обидчивым и раздражительным. Чувствую, как сгущается тьма. Очень трудно выбросить из головы мысль о самоубийстве. Я все время напоминаю себе, какую важность приобретет впоследствии этот интроспективный дневник.
До чего же это странное ощущение, когда берешь книгу, которую с наслаждением читал всего лишь месяц назад, и обнаруживаешь, что совсем ее забыл. Я вспомнил, каким великим человеком казался мне Джон Мильтон, но, когда я сегодня попробовал почитать «Потерянный рай», я абсолютно ничего не понял. Я так рассвирепел, что швырнул книгу в другой конец комнаты.
Я должен попытаться сохранить хоть что-нибудь. Что-нибудь из того, что я за это время познал. О господи, не отнимай у меня всего…
Ужас.
Ужас.
Видать, судьба моя такая: жить, множить знания.. и печалиться.
Вот, к примеру, сегодня я проснулся среди ночи и теперь не могу уснуть. Думаю. О чём думаю? О субъективном идеализме, Системе Мысле-Деятельности, лживом старике Щедровицком-старшем, дураке Дубровском и хитрофане Щедровицком-младшим с его возвращением философского парохода.
И о том, что мой психотип по соционике — Дон Кихот.
— Благосклонная судьба посылает нам удачу. Посмотри в ту сторону, друг Санчо! Вон там на равнине собрались великаны. Сейчас я вступлю с ними в бой и перебью их всех до единого. Они владеют несметными сокровищами; одержав над ними победу, мы станем богачами. Это — праведный бой, ибо самому богу угодно, чтобы сие злое семя было стерто с лица земли.
— Да где же эти великаны? — спросил Санчо Панса.
— Да вот они перед тобой! — ответил Дон Кихот. — Видишь, какие у них огромные руки? У иных чуть ли не в две мили длиной.
— Поверьте, ваша милость, — это вовсе не великаны, а ветряные мельницы. А то, что вы называете руками, вовсе не руки, а крылья, которые вертятся от ветра и приводят в движение жернова.
— Сразу видно, — сказал Дон Кихот, — что ты еще не опытен в рыцарских приключениях. Это великаны! Если тебе страшно, так отойди в сторону и читай молитвы, а я тем временем вступлю с ними в жестокий неравный бой!
С этими словами Дон Кихот вонзил шпоры в бока Росинанта и помчался вперед, не слушая воплей своего оруженосца.
Похоже, я нашёл свои ветряные мельницы.
И как бы ни хотелось пойти и применить свой мыслительный аппарат к чему-то более полезному — скажем, продумать очередную бизнес-идею или распедалить очередной бизнес-процесс — но нет. Придётся мне оседлать свой мыслительный аппарат, пришпорить его и мчаться вперёд с копьём диалектической логики наперевес.
Так и живём.