Один мой старый друг, умница и Человек с большой буквы, как-то спросил меня, что же мне так не нравится в концепции русского мира. Чем он плох, и каким это образом он, по-моему, может обернуться фашизмом.
Как всегда, для полного раскрытия темы необходимо сделать экскурс в историю.
Во времена родо-племенного строя не существовало никаких наций и национальностей. Были, как нетрудно догадаться, роды и племена. Очень условно можно выделить этносы — но они никоим образом не влияли на экономику и политику. Человек своего рода — однозначно свой. Человек своего племени — хм, вроде бы свой, если у твоего рода нет вражды или соперничества с его родом. А уж этнос — это вообще что-то слишком размытое. Конечно, и ханты и манси — вроде как родственные племена, но слишком уж между ними много противоречий. А придёт 30 казаков от Белого Царя — глядишь, они даже ближе окажутся, чем враждебное племя. До сих пор в нашем языке очень много выражений из тех времён. «Какого ты роду-племени», «враждебное племя» и т.п. Мы уже таких выражений практически не применяем — а в культурном пласте языка выражения, тем не менее, есть. Тяжёлое наследие, так сказать.
Далее, во времена рабовладения, было важно сначала к какому крупному объединению рабовладельцев ты относишься, и уже потом — к какому народу. Скажем, в греческом полисе гражданами могли быть не только греки. На инородцев, конечно, косо подглядывали и старались иметь дела «со своими» — но тем не менее. На вершине рабовладения — сначала в Египте, а потом в Риме — огромную роль (продолжила)стала играть религия. Собственно, она и была придумана изначально для объединения родов в племена — отсюда куча мелких богов, у каждого племени свой — а потом и племён в более крупные образования. Отсюда разные формы многобожия. Так вот, на вершине развития рабовладельческих империй стало менее важно, к какому племени ты принадлежишь (роль племени стала третьестепенной) — и гораздо более важно, насколько знатен и богат твой род. Если ты из рода царей египетских — то ты, конечно, не ровня Юлиям, но, пожалуй, поважнее Гракхов. Никаких наций, заметьте, снова нет. А вот этносы — есть, но менее важны, чем государственная и религиозная принадлежность. Потомок галлов, будучи гражданином Рима, считается выше и лучше италика из Капуи.
Во времена феодализма единая религия стала играть ещё более важную объединяющую — и одновременно разъединяющую — роль. И вновь во главу угла стали ставить род, как единственный механизм переноса материального, политического и общественного успеха от поколения к поколению. При этом никто не удивлялся, скажем, почему это под великим князем Литовским лежат исконно русские земли с русскоговорящим населением. Так же как никого особо не смущало, что под властью короля Польского наряду с католиками — огромное число православного населения. Это приводило к некоторой неприязни, столкновениям, волнениям — но не было определяющим. Определяющим было твоё — и твоего рода — положение в феодальной системе. Снова никаких наций, и очень слабые национальности (этносы).
И только с появлением капитализма, объединяющего под единой экономической системой людей с разными религиями, разными этносами, разными родами и — глубоко забытыми — племенами, появилась необходимость некоей объединяющей — и разъединяющей — идеи. Религия уже не годилась, ведь надо как-то объяснить бюргеру-католику из Бремена, чем же он отличается от бюргера-католика из Брюгге. И почему, например, он должен либо финансировать войну Германии с Нидерландами, либо напрямую идти на поле боя умирать за интересы национального капитала. Вот здесь-то и возникают нации. Возникают, заметьте, вместе с изменением экономического базиса. Гораздо раньше, чем политическая надстройка меняется с феодальной на капиталистическую. Если во времена трёхсотлетней войны половина рыцарей короля Англии была этническими французами — и никого это не удивляло, ведь этнос был не важен, было важно, что их сюзерены присягнули королю Англии, а не королю Франции — то во времена столетней войны уже полным ходом шло национальное противостояние. Англичане регулярно снаряжали крупные мобильные отряды для так называемых «больших прогулок» — по сути, карательных походов против французов. Если в феодальные времена нельзя было помыслить о том, чтобы уничтожать собственную кормовую базу — можно было грабить крестьян, даже нужно было их грабить, но в итоге целью был захват земли и этих самых крестьян, производящих прибавочный продукт — то во времена уже, по сути, капиталистических войн, пусть и под знамёнами феодальных королей, одной капиталистической системе было напрямую выгодно уничтожать и разорять кормовую базу другой, конкурирующей, капиталистической системы. Крестьян начали вырезать целыми деревнями, скот забивать и бросать в поле, сами поля сжигать на корню. Это пустило глубочайшие корни во взаимной неприязни англичан и французов, существующей и по сей день.
Вот здесь, на этом этапе, нация появляется, как абсолютно необходимый конструкт. Нация формируется вокруг единой экономики, общей культуры, территории, истории, языка. И далее, кто контролирует экономику — контролирует нацию. Общая культура становится всё более объединяющей внутри и отделяющей от других наций. Общая история рассказывается так, чтобы было понятно, чем наша нация лучше других — зачастую точно таких же — наций. Резко встаёт вопрос языка, защиты «нашеговорящих», включения их в единую нацию, пусть даже ценой кровавых войн. Возникает общее понимание, почему можно — а иногда и нужно — убивать «инородцев».
Если теперь от общей теории перейти к феномену «русского мира» — то можно сказать, что Россия ещё со времён, когда Россией она не была, включала в себя очень разные племена, народности и этносы. Но этим она во времена средневековья ничем не отличалась от своих соседей. По мере развития капитализма, с учётом отставания России в его развитии, в уже поставленном на капиталистические рельсы русском народе всё ещё оставались пережитки феодального, безнационального, мышления. Национализм в России не успел развиться так же лихо, как в других странах Европы. «Русский» стало, в какой-то степени, синонимом «имперский». Условно, какая разница, русский ты татарин или русский грузин — мы все тут русские. И вот когда к власти пришли Советы и общественно-экономическая парадигма сменилась на наднациональную — это было очень легко воспринято большинством населения. Какая разница, узбек ты, татарин или русский — мы все советские.
Именно поэтому концепция «русского мира» так притягательна для бывших граждан СССР. В ней они видят некую наднациональную объединяющую идею. На деле же, поскольку Россия нынче снова капиталистическая, теперь уже капиталистическая до мозга костей, — «русский мир» легко, просто и естественно превратится — и уже превращается, буквально с момента озвучивания этого термина — в т.н. русскую идею. Ничем, по сути, не отличающуюся от немецкой идеи, итальянской идеи, испанской идеи и любой националистической идеи, тяготеющей к идее фашистской.
С одной стороны, правы те, кто говорит, что множество людей вкладывают в понятие «русского мира» только светлые и добрые образы. Но с другой стороны — мутным потоком идут книги и фильмы, объясняющие, что есть у русского народа такие свойства, каких нет у других народов. Так что светлых идей с каждым годом будет всё меньше и меньше. Не потому, что это козни злобных жидомасонов. А потому, что это — нормальное развитие капиталистического национального государства. В случае России — как и в случа США — многоэтнического национального государства. И как США развязывают войны по всему миру, оправдывая это исключительностью своей нации — так же и «русский мир» неизбежно станет отличным инструментом пропаганды и объяснения, почему условный Ваня должен убивать условного Тараса. И уж тем более условного Джо. Не за интересы капитала, нет, — за интересы нации. Только вместе, собравшись в единый кулак, единый пучок — фасцию — наша нация сможет преодолеть трудности! Ура, вперёд!
