Или почему простое рассмотрение живой системы под разными углами не даёт целостного понимания, и что с этим делать.
Казалось бы, берём любую систему. Скажем, устройство общества. Рассматриваем со всех сторон: социальной, политической, экономической, ценностной, идеологической и так далее. Смотрим на каждую проекцию из разных онтологий: экономику рассматриваем по Адаму Смиту, по неоклассикам и по Австрийской Школе; политическое устроуство — с позиций демократов и сторонников «жёсткой руки»; ценности — из сбъективного идеализма, объективного идеализма, наивного материализма. И так далее.
Что из этого всего понятно? Понятно, что проекций таких будет — пруд пруди, а целостной картины может так и не сложиться. Более того, покуда мы будем складывать картину и спорить о ней — общество изменится и станет несколько иным. Оно ведь живое.
Но проблема даже не в тяжеловесности, неповоротливости такого подхода. Проблема в том, что мы получим набор не связанных друг с другом мёртвых проекций живого целого. А вот чтобы увязать эти проекции друг с другом, чтобы определить, можно ли их вообще сочетать друг с другом (спойлер: зачастую никак нельзя — об этом отдельно), чтобы представить себе объект рассмотрения как нечто объёмное, целое, уже вне всяких проекций — вот для этого необходим какой-то совершенно другой инструмент мышления.
Да, такой инструмент мышления существует. И называется он — внезапно — логикой. Но не обыденной логикой, не формальной логикой — а логикой диалектической. И да, разница есть.
О чём же нам говорит диалектическая логика? Она говорит нам, что:
- Всякое живое нечто одновременно равно самому себе и не равно самому себе, т.е. изменяется, развивается. Таким образом, мы не можем брать это нечто в отрыве от времени: любое живое нечто откуда-то возникло и во что-то переходит, а не существует само по себе здесь и сейчас. Например, современное российское общество возникло из уничтоженного советского общества — а то, в свою очередь, возникло из революционно преобразованного российско-имперского общества. А к чему современное российское общество движется — вопрос открытый.
- У любого нечто есть определяющая категория, и множество признаков. Другими словами — есть что-то одно, что определяет объект нашего рассмотрения, и куча дополнительных свойств или характеристик, которыми этот объект отличается от других объектов с той же определяющей категорией. Например, система принятия решений в Швейцарии и в Киргизии имеют одинаковую определяющую категорию: и то и другое суть буржуазные демократии. Но есть множество дополнительных признаков, уточняющих эти объекты в рамках общего определения. А вот брать в качестве определяющего факт того, что в обеих странах много гор и очень красивая природа — будет ошибкой.
- У любого изменения есть вектор, и очень упрощённо можно сказать, что изменяющееся нечто либо развивается, прогрессирует — либо деградирует. Развитие же есть движение простого к сложному, низшего к высшему. Таким образом, если нечто в своих изменениях упрощается и нисходит — оно деградирует. А если усложняется и возвышается — оно развивается. Например, бомж Василий был когда-то профессором и мыслил о высоком, а сейчас он думает в основном о нижнем уровне пирамиды Маслоу: как раздобыть пожрать и где устроиться на ночлег. Но об этом как-нибудь в другой раз.
Поэтому, рассматривая сложный живой объект реального мира, нам надо рассматривать его определяющую категорию саму по себе, без привязки к признакам и дополнительным характеристикам. И в то же время надо рассматривать его в изменении, как единое целое, вместе со всеми признаками. И делать это одновременно. Да, это возможно. Достигается практикой.
И тогда, например, становится понятно, что определяющим в «буржаузной демократии» является не «демократическая» часть, а именно буржуазная. Что нет «правильного» и «неправильного» капитализма. Что капитализм в Европе такой же (не)правильный, как капитализм в Бангладеш. И что вообще нельзя рассматривать европейский капитализм в отрыве от бангладешского. Или капитализм в США в отрыве от капитализма в Мексике. Что попытки построить в России «европейскую систему» заранее обречены на поражение: мы сможем строить свою изолированную систему только тогда, когда весь остальной мир внезапно перестанет существовать.
И, хотя Россия вполне способна создать такую ситуацию, но жить в постъядерном мире — такое себе удовольствие.